Мы не застали рождение мифа о бразильском футболе, это случилось в далёкие 50-е, когда Путин ещё пешком под стол ходил. Бразильский футбол культурное явление, столь же не отделимое от той великой и прекрасной эпохи, как негритянский джаз, первые фильмы Феллини или, к примеру, московский фестиваль молодежи и студентов Вокруг бедность, разруха, но у людей горят глаза, они верят в свой звездный билет и в то, что очень скоро жизнь станет удивительной, похожей на сказку не через 200-300 лет, как у отчаявшихся героев Чехова, а очень скоро может быть, через год, самое большее через пять лет! И может быть, уже следующее поколение вот этот самый мальчик, который ходит пешком под стол, - будет жить при коммунизме!

А пока мы работаем, учимся, живём тесновато, иногда по три семьи в одной маленькой комнате, вечером ходим в кино, на танцы, где иногда заводят рок-н-ролл, в театр Современник, зимой на Бобра, а летом на Стрельца, а бывает на Пеле и Гарринчу.

Зелёная лужайка и трибуны вокруг неё заставляют вспомнить об античном театре. Футбол в его современном виде появляется в эпоху высокого Модерна как некая экспансия сцены. Лучшие футболисты всегда были немножко актёрами и про тех, и про других ведь говорят, что они играют, выступают. Как и артисты на арене цирка. Бразильский футбол, каким мы его ещё застали (а отцы наши видели его истоки), был игрой несколько театральной, с элементами цирковой акробатики. Об этом написано множество книг и снято довольно фильмов, и тут подробно расписывать нечего. Достаточно посмотреть, например, фильм Это Пеле, на который я ходил, кажется, раз восемь благо детский билет в кинотеатр Таджикистан (который давно уже театр Сатирикон имени Райкина) стоил всего 10 копеек. Фильм влюблял в бразильскую игру, но влюблял в прошлое так же ретроспективно можно было полюбить джаз или причёску кок (которая, кстати, вновь в тренде на нынешнем Мундиале), но это была всего лишь любовь к визуальным образам, трудно было почувствовать скрытые мотивы этого рисунка игры, его движущие силы и драматургические основания. Их знали отцы но знали не дискурсивно, а опытно: мой отец никогда не плакал, но, когда он произносил слово Гарринча, у него увлажнялись глаза и я не мог от него добиться, почему.

Как-то раз, когда я болел и лежал с высокой температурой, папа принес мне книжку советского журналиста-международника Игоря Фесуненко Пеле, Гарринча, футбол. На, прочти, - бросил он мне её на кровать, слегка помятую, в мягкой обложке, оформленную с какой-то поддельной искренностью, как это умели делать только в книжных сериях Политиздата. Сам всё поймешь. Я честно прочёл книжку, и не один раз. Оттуда я узнал, что Бразилия очень бедная страна, большая часть населения живёт в трущобах, а детство Гарринчи прошло в нищете. От нищеты он и умер, хотя многие считали его талантливее Пеле. Главной же причиной смерти Гарринчи автор считал капитализм и сопутствующие ему неравенство и несправедливость. Я узнал всё это и отчасти поверил, но ответа на вопрос, почему увлажнялись глаза отца, книжка не давала. Я никогда не замечал за отцом левого пафоса сострадания к беднякам и ненависти к капитализму. Мой папа не был левым.

Тут было что-то другое, за что люди его поколения любили чудаковатую Джульетту Мазину, пьяненький напев трубы и утробное ворчание Армстронга, которому не без локального успеха подражали затем так наз. одесситы - Аркаша Северный etc., - они любили Гарринчу за то, что у него одна нога была короче другой, а он при этом играл вдохновенно и обводил на своей короткой ноге раз за разом здоровых немецких или вредных итальянских защитников, а они ему за это мстили и ломали эту и без того короткую ногу. А потом Гарринча закончил играть потому что больше не мог, футбол сделал его инвалидом, он спился и умер, никому не нужный. Но об этом почему-то прямо не написал советский журналист Фесуненко, который настойчиво пытался довести мысль, что случай Гарринчи не единичный, Гарринча один из миллионов бразильских обездоленных.

Но это была чушь (и Фесуненко прекрасно знал об этом). Гарринча был единственным и неповторимым. И Бразилия просто принесла его в жертву своему футбольному богу в залог своих будущих побед. И стала Бразилией Салесао, пентакампионами, футбольной державой, с всегда подтянутым шоколадным Пеле в vip-ложе на каждом Мундиале. И это ответ, почему увлажнялись глаза отца, почему всё-таки Гарринча, а не Пеле. Пеле это ведь, в сущности, футбольный Ален Делон в nigredo, это давно уже только образ с экрана, марка кофе и лицо бренда. Его финты растиражированы и заучены учениками футбольных школ, он сам раскрывает свои секреты в фильме Это Пеле. А как играл и кем на самом деле был Гарринча знают лишь причастные его тайнам, которые он унёс в могилу строительной жертвы бразильского нацбилдинга.

Итак, я влюбился в Бразилию заочно. В 80-е, впрочем, казалось, Бразилия всё та же, они салесао, избранные, традиция продолжается. Белый Пеле Зико и врач (а впоследствии доктор философии) Сократес приведут ее к новым победам.

Но этого не случилось. С футболом уже тогда начало происходить что-то не то, но это было пока не так заметно.

Теперь это заметно слишком. Комментируя решение ФИФА о мегадисквалификации Суареса за укус, Марадона сыронизировал: Кого Суарес убил, чтобы заслужить это наказание? Почему бы ФИФА сразу не надеть на него наручники и не отправить в Гуантанамо? ... Как раз такие поступки и заставляют людей думать, что ФИФА с каждым днем все меньше и меньше думает о футболе.

Но не только ФИФА теперь меньше думает о футболе. Меньше думают об этом и тренеры, и игроки. Футбол перестал быть только игрой. Футбол это бизнес.

У французов был 68-й, у всех латиносов Кубинская революция и Че Гевара. Это ведь в честь команданте Че доктор Сократес отпустил волосы и бороду, а затем уехал из Бразилии, когда к власти пришли военные. И его не подвергали преследованиям за высказывания. В 80-е такое было ещё возможно. А вот Диего Марадона сразу лишился места в вип-ложе только из-за саркастической шутки о футбольных чиновниках и решении ФИФА по Суаресу

Мировой футбол это большой бизнес, и ФИФА чиновники-монополисты, которые получают прибыль с этого бизнеса. Естественно, их задача сделать футбол ещё дороже, ещё прибыльнее. На групповом этапе ещё можно временами увидеть игру, но когда дело доходит до плей-офф, включаются другие программы.

Из четырёх самых дорогих сборных три играли в полуфинале. Единственная выбывшая самая дорогая Испания была, по понятным причинам, просто переоценена, на самом деле её активы уже сгорели. Оставшееся вакантное место могли занять следующие в прейскуранте Франция или Италия, но последняя не вышла из своей группы смерти, а первая попала в финала на более дорогую (в полтора раза) Германию и закономерно уступила. Тогда ФИФА подтянула из запасников довольно дешёвую, но потенциально неплохо продаваемую Голландию. Для этого Роббену надо было только вовремя упасть в штрафной и блестящая Мексика со своим огненнооким Очоа (который даже не попал в номинацию лучших вратарей), имевшая все шансы играть в полуфинале, осталась за бортом.

Я смотрю на сборную Голландии-2014 и на её тренера, которого считают выдающимся, Луи ван Гала. И вижу корпорацию с директором, который сделал совершенную машину, работающую на разрушение. Когда-то так играла Германия и выигрывала финал 1974 года у бесподобных летучих голландцев, которые теперь, видимо, наконец-то, спустя 40 лет, выучили урок немецкого. Этот надутый, заносчивый господин ван Гал, введший дресс-код для тренерской скамейки (синий костюм, оранжевый галстук) гордится тем, что Голландия не проиграла ни одного матча. Замечательно! Т.е. он продвигает идею о том, что в плей-офф можно не проиграть. Простите, но в финале мы видим Аргентину, а не Голландию. И в игру нужно выигрывать, а не просто не проигрывать! Но Голландия выставляет 5 защитников, отряжает троих (а когда и всех пятерых) на опеку одного Месси, не дает разыгрывать мяч и так все 120 минут матча. Возможно, это эффективно, и бизнес ван Гала от этого выигрывает. Но смотреть на это тяжело.

Иногда Голландия даже забивает правда, в матче за 3-е место все три гола забиты после судейских ошибок, в 1/8 финала с Мексикой пенальти, решивший исход дела, также назначен ошибочно. Роббен весьма артистичен, и понять, когда он просто упал, а когда его сбили, порой нелегко. Артистизм и театральность, присущие футболу изначально и выражавшиеся в нестандартных решениях, финтах, полностью ушли в симуляцию, в картинные падения с закрыванием руками лица и катанием по полю.

Помогите, истекаю клюквенным соком! - видимо, кричали бразильские футболисты в двух последних матчах, но телевизионная трансляция не донесла этих слов. Бедный Неймар, понятно, исключение, но лишь подтверждающее правило: до своего рокового падения после удара коленками в позвоночник Неймар достаточно нанырялся. Современная Бразилия не просто грубияны и симулянты, неспособные забить мяч с игры, но и бездарные клоуны, которые плохо симулируют и даже алжирский судья не повёлся на фальшь.

Этот матч с красивым названием Голландия Бразилия смотреть было почти невыносимо, как затянувшуюся порнодраму, где известный, неудачно омолодивший тело донжуан хочет, но уже не может, а его партнерша может многое, но ничего не хочет, потому что выполняет установку своего сутенёра (пардон, корпоративного менеджера), чтобы не дать произойти ничему.

Ну а что же, спросите вы, Германия? Разве они не достойны похвалы? Разве они не изменились? Не воскликнуть ли, вслед за Игорем Порошиным, ber Allez, Германия, спаси и сохрани? И не восславить ли памятник духовному подвигу немецкого народа, его страсти к переустройству и самосовершенствованию, победе над тысячелетней спесью и вековыми заблуждениями и над известной ограниченностью немецкой культуры ее вечной звериной серьезностью? Или автор (аз грешный) не может преодолеть свою германофобию?

Выше я писал уже, что немцы это почти всегда рука судьбы. Судьбы, которая останавливает вдохновение. Это как бы Сальери, каждые 4 года убивающий Моцарта. Под руководством Лёва, правда, сборная Германии сама стала коллективным Моцартом, а на роль Сальери больше подходил скучный аргентинский тренер, заказавший своему Месси вместо весёлой оперы в стиле аргентинского гимна унылый Requiem.

Но дело ведь совсем не в этом. Скажу ересь: не важно, как играли немцы. Немцы в 2014 году остались рукой судьбы и уничтожили (возможно, навсегда) Latin-American Dream. В том самом полуфинале, теми самыми 7:1. Они могли выиграть с любым счетом 3:0, как голландцы, например. Но они не хотели выиграть. Они хотели именно уничтожить, закатать, чтобы от бразильского мифа осталось ровное, гладкое место (падающего подтолкни). И даже не они этого хотел их бог Немец. А результат финала, по большому счёту, уже мало кого интересовал. Даже если бы Аргентина выиграла ясно, что сильнейшими все признали бы немцев. Как Венгрию в 1954, или Голландию в 1974, или Францию в 1982.

Мы не застали начало мифа о бразильском футболе. Но мы стали свидетелями его конца. Немцы, как всегда образцово, сыграли роль судьбы. Конец был сокрушительным спящий должен проснуться. Бразилия давно уже не страна Гарринчи и даже уже не страна упокоившегося три года назад Сократеса (умершего, как и подобало герою мифа, от злоупотребления алкоголем и табакокурением). Бразилия страна БРИКС, зона развитого капитализма. Протесты Сократеса, как и его чегеварианство, уже немного смешны и подчёркивают границы эпох. 20 лет назад автомобиль был роскошью, сегодня каждая вторая бразильская семья имеет несколько автомобилей. Под стать этой радостной и оптимистичной картинке лица современных футболистов-бразильцев: ни следа мысли, ни огонька жизни. Лишь тени каких-то горьких страстей на лице у Тьяго Силвы и молитвенно-отрешённая, благочестивая мина Давида Луиса. Германия не только победила Бразилию, она победила в Бразилии. Нация построена католичество, правовластие, футбольность. (Когда-то граф Уваров так же копировал свою триаду у немцев). Шоколадный Пеле в вип-ложе и стадион имени Гарринчи в Бразилиа. Самбу на трибунах больше не танцуют (как это было всегда) или во всяком случае не показывают. (Наверное, эта самба сбивает молитвенный настрой Давида Луиса).

Когда-то немецкая группа RAMMSTEIN спела песню We Are Living In America. Тема победного наступления американской культуры, всемирного Диснейленда, стала поп-мифом, который разделяет даже Госдума РФ. (Оказывается, песни Цоя сочиняли в Голливуде!)

Но теперь понятно, что за этой видимостью кроется совсем другая реальность. Все мы давно living in Germany не в смысле материального благополучия, а в смысле духовном - весь мир сегодня это ментальная Германия. Немцы проиграли две мировых войны, но теперь все, включая Латинскую Америку, вынуждены играть по немецким правилам. В мире, где не осталось идей, кроме строительства богатой и успешной нации, где все нравственные вопросы регулирует немецкая этика, устав, регламент и декларации, где даже Иисус Христос в чёрном ночном воздухе Рио окрашен красно-коричневыми цветами, - одним словом, где даже Сам Бог Немец, Великий Немой, к которому тщетно взывает в своих молитвах Давид Луис, Бог не ответит потому, что Он Немец, - в этом мире немцы обречены на победы. По крайней мере, до тех пор, пока господствует изобретённый немцами капитализм, который даже непредсказуемую игру футбол превратил в воспроизводство капиталистических отношений. Победила самая дорогая и богатая команда в мире (испанцы не в счет), стоимость которой до чемпионата оценивалась в 600 с чем-то миллионов евро, а теперь, конечно, станет ещё дороже и это закономерно.

Мы почти не видели и больше не увидим бразильского футбола, как не услышим негритянского джаза и не почувствуем кожей мартовской оттепели, свежего ветерка свободы, близких перемен и света прекрасного будущего, отразившегося в глазах наших отцов и матерей. Наше будущее это Германия-везде-и-повсюду, растущая дисциплинарность, тотальная эффективность, чиновничий беспредел, верность формату и тренду, и глобальное регулярное государство, где, конечно, одним из дозволенных и доходных развлечений останется футбол. Который, впрочем, можно и не смотреть.